Протоиерей Александр Соловьев - Старчество

ПОИСК ФОРУМ

 

ГЛАВА 1

Необходимость монашества в жизни Церкви Христовой, как прямого и богооткровенного указания смысла и цели жизни для бессильного человека.
Мученичество и монашество.
Цель монашеского отшельничества и аскетизма.
Виды монашеского устроения.

Не искушение ли житие чуловеку  на земли (Иов. 7, 1).
Пустынным непрестанное Божественное желание бывает (Антиф. 1-го гласа).

Жизнь человеческая часто сравнивается с морем. Неизведанное в своей глубине, таинственное, необозримо-безбрежное, изменчивое и непостоянное, то тихо-спокойное, то бурно-гневливое и рокочущее, море своим видом и своею жизнью действительно напоминает океан  жизни человеческой. Много в жизни человеческой таинственно-загадочного, неразъяснимого, неустойчивого, то стихийно-слепого, то разумно-высокого, много здесь опасных треволнений и водоворотов. И как жалка утлая человеческая ладья на этом необозримом глубоком страшном и неведомом просторе! Как щепка, она носится часто бесцельно, бесплодно, влекомая все сильным духом времени или дерзким своеволием. Бессилен человек разъяснить тайну жизни своей. Человек прежде всего сам для себя загадка, представляет соединение каких-то противоположностей, чего-то несоединимого: то он, духовный, побеждает страсти и плоть, то он плотский, побеждается страстями и плотью, то он пресмыкается по земле, то парит орлом в небе. В своей практической деятельности он все силы напрягает к какому-то счастью, чего-то ищет, чего-то желает, увлекается то одним, то другим, суетится, а все как-то остается неудовлетворенным, неспокойным. Желания даны ему безграничные, стремления необъятные, а сила ограниченная, воля слабая. Бессилен человек определить свое место и цель жизни, бессилен проникнуть и за даль непогоды, за горизонт окружающего. Осмыслить свою жизнь, определить свое место и цель человечество в лучших своих представителях, однако, всегда пыталось. Загадочный вопрос о смысле и цели жизни человеческой, о душе, о таинственном мире загробном, о бытии надмирном всегда стоял пред душевным взором мыслящего человека. И нельзя не решать ему этих существенных вопросов: от решения их зависит самая жизнь человека, вся его жизнедеятельность и жизнеспособность. Всякое намеренно равнодушное отношение к этому вопросу или, наоборот, увлечение им, удачное решение его сейчас же отражается в жизни. Подавленный в одну эпоху он с большей силой встает и другую, не удачно решенный или нерешаемый он грозит смертью целому народу. Вся история человечества представляет из себя такое или иное решение этого вопроса, все лучшее в жизни человечества, все улучшения и совершенствования вызваны этим вечно решаемым вопросом.

Где же искать решение этой загадки, загадки таинственно-неразъяснимой жизни человека? Вся прошедшая и настоящая история человечества показывает, что сам человек своими силами не может разрешить удовлетворительно загадку своей жизни. Углубитесь в века минувшие, посмотрите на лучшие народы древности: до чего додумались они сами? Одни — египтяне — отвечали на загадку жизни учением о душепереселении, земным бесcмертием, хотели обессмертить себя постройкой величайших пирамид. Другие — греки — признают жизнь для жизни, для удовольствий, наслаждений, для искусства. Третьи — римляне — кладут и основу жизни развитие своего железного могущества и воли, славу, но, захватив и поработив мир, они не завоевали неба и остались, как первые и вторые, с неудовлетворенными желаниями и стремлениями. Вместе с другими безвестными народами исчезли и эти народы, потому что у них не было истинной, осмысленной разгадки жизни — корня жизни. Жизнь так и осталась для них загадочным сфинксом. Языческое человечество — это жалкий, обреченный на земное скитание, вечный жид — Агасфер. Возьмите, наконец, современных рационалистов нашего XIX века, разных пантсистов, дарвинистов, беспочвенных альтруистов, социалистов, экономических материалистов, — разрешают ли они удовлетворительно этот вопрос? Считая человека продуктом природы, а его нравственность продуктом экономического обеспечения, отрицая духовность и свободу воли в человеке, порабощая свободную личность человека обществу и цивилизации, мечтая о прогрессе, равноправности и обеспеченности, не обрекают ли они человека на земное неудовлетворяющее счастье, на бесконечное искание без цели обретения, не заставляют ли они человека копошиться только на земле, не поднимая глаза к небу? Как бы высоки и гуманны не были стремления человека, он, подобно ученому гетевскому Фаусту, не найдет себе ни в чем на земле удовлетворения: ни наука, ни искусство, ни политика, ни всеобщее материальное обеспечение и равенство не заполнят всего человека; и человек, подобно тому же неугомонному доктору Фаусту, не может на чем-нибудь остановиться и успокоиться, отделаться от заключенного в нем самом Мефистофеля. Самообольщенному и ученому, пытающемуся своим умом определить смысл жизни и осчастливить человечество, можно сказать то же, что сказал Ангел Уриил Ездре. «Ты и того, — говорил он, — что твое и с тобою от юности не можешь познать. Как же сосуд твой мог бы вместить в себе путь всевышнего и в этом же, заметно растленном веке, понять растление, которое очевидно в глазах моих? Ибо как земля дана лесу, а море волнам его, так обитающие на земле могут разуметь только то, что на земле, а обитающие на небесах могут разуметь, что на высоте небес» (3-я кн. Ездры, гл. 4).

На помощь слабому человеку в решении этого вопроса идет Божественное Откровение. Оно разъясняет раздвоенность человека его историей, его бессознательное недовольство земными благами — стремлением к Богу и небу. Библия повествует о бывшем когда-то единении человека с Богом, о райском блаженстве человека. Нарушителем этого союза, и блаженства был сам человек, пожелавший быть «яко бози». Тройственная похоть человека; похоть плоти, похоть очей и гордость (1 Ин. 2, 16) — породила грех; а грех породил смерть (Иак. 1, 14-15). Нарушение единства с Богом совпадало с нарушением единства у человека и самом себе, — благая воля человеческая уклонилась ко злу. Отсюда и раздвоенность человеческого существа. «Если бы не было падения, не было бы и разделения» (Святой Григорий Богослов).

Искра божества, оставшаяся в человеке, напоминает ему о потерянном блаженстве и побуждает снова искать его везде и всячески, «начаток духа имуще мы сами себе воздыхаем» (Рим. 8, 23). Плач души человеческой о потерянном блаженстве, смутное, как сновидение, воспоминание о нем, у церковных писателей сравнивается с сетованием и блужданием невесты, ищущей своего жениха, которому она изменила. Эта невеста, смутно-неясно припоминая прежнее свое блаженство в чертогах жениха, попав на мрачную и душную землю, с мучением и тоской ищет потерянное: днем спрашивает солнце, а ночью луну и звезды, каждые сутки обходя с одним вопросом: не видали ли где того, кого ищет душа моя? (Святитель Феофан Затворник. Письма о христианской жизни. Вып. 1 и 2, Москва, 1891 г., стр. 168-169).

И звук его песни в душе молодой
Остался без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

(М. Ю. Лермонтов)

И вот после долгих тысячелетних поисков блуждающей невесты, после всех ее безуспешных трудов и вопрошений, вдруг раздался по всей вселенной эхом разнесенный, кроткий, любящий, всех призывающий глас: «приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф. 11, 28). «Потерянное вами царство приблизилось. Покайтесь и веруйте в Евангелие, и где нахожусь, там и вы будете... Аз путь истина и живот... » (Мф. 4, 17; гл. 7: Ин. 14, 3 и 6). Этот глас исходит от Самого искомого и необретаемого жениха — Христа: Он сжалился над заблудшею невестой Своей, — Сам пришел взыскать погибшую, уврачевать раны болящей и указать ей путь в потерянный светлый чертог жениха. «Главная цель Спасителева домостроения во плоти состояла, — скажем словами святого Василия Великого, — в том, чтобы привести человеческое естество в единение с самим собою и Спасителем, и, истребив лукавое сечение,  восстановить первобытное единство, подобно тому, как наилучший врач целительными лекарствами вновь связывает тело, расторгнутое на многие части» (Творения Василия Великого, т. V, стр. 423). Итак, единение с Богом пришествием Христа, Его страданиями и крестною смертью восстановлено. Загадка жизни разрешена: человеку указана высочайшая цель — единение с Богом, указан и путь к Боговмещению — путь Богоуподобления, самосовершенствования. В любви к Богу, святой праведной жизни — все счастье и блаженство человека (Ин. 3, 36; 17, 3; Мф. 19, 17: Мрк. 10, 19; 16, 16 и др.). Не вне — не в земных благах, а внутри самого человека, в его чистой совести, в победе духа над плотью, по указанию Спасителя, нужно искать несравнимое с земными сокровищами — царствие Божие. «Царство Мое, — говорил Спаситель, — не от мира сего (Ин. 18. 36)... се бо царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). «Лестница царства небесного, — говорит один подвижник, — внутри тебя сокровена в душе твоей. Потщись войти во внутреннюю свою клеть, и узришь клеть небесную, потому что та и другая одно и то же, и входя в одну, видишь обе» (Святой Исаак Сирин, сл. 2). «Постарайся, — говорит  русский подвижник Паисий Величковский, — обрести Иисуса Христа в сердце твоем: ибо кроме сердца нашего нигде в ином месте найти Его не можно. Сказал некто из святых: если в твоем доме сокровище зарыто, а ты про то не знаешь, то в таком случае с тобою точно так, как бы оного и не бывало» (Житие Паисия Величковского, стр. 272). Это постижение царства Божия дается человеку с большим трудом — «царство небесное нудится», путь к нему скорбный, тернистый (Мф. 11. 12). Распятый на Голгофе требует терпеливого крестоношения и от всех Своих последователей; «Аше кто хощет по Мне идти, да отвержется себе, и возьмет крест свой, и по Мне грядет» (Мф. 16, 24), «Жизнь и смерть предложил я тебе — говорит пророк Моисей народу еврейскому, передавая ему закон Синайский, — избери жизнь, дабы жил ты» (Второз. 30, 19). Предлагает и Христос Спаситель всем выбирать жизнь или смерть, любовь к Нему или к миру, ибо любовь к миpy вражда на Бога и Он любит любяших Его (Притч. 8, 17), жить духом или пресмыкаться и умереть плотью. «Аще по плоти живете, имате умрети, аше ли духом деяния плотские умерщвляете, живи будете» (Рим. К, 13). «Иже Христови суть, плоть распяша со страстьми и похотьми» (Гал. 5, 24). Вслед за Христом шли, по Его слову и примеру жили и Апостолы. «Облекаются Апостолы в крестное всеоружение и предают телеса свои на раны» (стих. Октоих). «Кто отлучит нас от любви Божией, — восклицает один из них, — скорбь или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?... ничто нас не может отлучить от любви Божией» (Рим. 8, 35). За апостолами прошел за Христом сонм мучеников. «Святые мученики препобеждают великую скорбь и болезнь телесную, так что человеческая природа изнемогает пред глубиною их страданий, возмущаемая чудесностью одного только зрелища» (Святой Исаак Сирин, сл. 91). Ни пытки, ни терзания, ни костры не могли заставить их отречься от имени Христа, — с радостью принимая мучения за имя Его, умирая с именем сладчайшего Иисуса, они как и Апостолы жили для Христа и умирали для Него. Прошло время мучеников: в IV веке христианская религия объявлена дозволенной и господствующей в Римской Империи; не стало мучителей, но не стало вместе с тем и венцов мученических. В это время на смену мученичества и явилось подвижничество. Сонм мучеников сменился сонмом преподобных, мучения и казни, служившие горнилом очищения для душ, уневестившихся Христу, заменились пустынею, скорбями и самоозлоблением подвижников. «Есть люди, — говорит преподобный Иоанн Колов, — которые не только презирают временное и суетное, но и не щадят своей жизни, изволяя, по слову Евангелия, положить ради Христа свою возлюбленную душу. Они любят смерть за Христа более всех наслаждений и прелестей. Но как ныне нет гонителей и вожделенная смерть не обретается скоро, то они стараются понести ее иным образом, устанавливая продолжительное и насильственное умерщвление самих себя. Они ежедневно претерпевают тысячи болезней, постясь, подвизаясь многоразлично...» (Святитель Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты, т. 1, стр. 519). Подвижничество было продолжением мученичества, — новый вид христианского самоотречения и крестоношения. Распиная себе мир девством и нестяжанием, подвижники послушанием и крестоношением стараются распять и себя миру (Гал. 6, 14) и таким образом получить венец мученический. «Что такое крест? — спрашивает святой Исаак Сирин и отвечает; — Крест есть воля, готовая на всякую скорбь. Путь Божий есть ежедневный крест» (сл. 35). «Поистине — это сверхъестественный и пречудный подвиг — мученичество», — говорит преподобный Иоанн Лествичник о подвижничестве (Лествица, 4, сл. 5), называя его духовным исповедничеством (сл. 4, 5). «Послушание, — говорит другой подвижник, — бескровное мученичество, где вместо членов отсекается своя воля, вместо излияния крови извергаются греховные помыслы и пожелания» (Святой Феодор Студит, гл. 145). Что такое монашество? Монашество есть добровольный, трудный подвиг, скрепленный обетом нестяжания, девства и послушания, сознательно (Лк. 14, 28) избираемый с целью Богоуподобления. Путем уединения (монах — от греч. monos, один только), путем вообще особой (инок — иной) жизни и подвигов, путем молитвы и упражнения (греч. askeo — искусно обрабатываю, упражняюсь — отсюда аскет) посвятивший себя Богу и старается постичь царство небесное. Монах, по определению святого Феодора Студита (Добротолюбие, т. 4, гл. 258), есть тот, кто на единого взирает Бога, единого Бога желает, Богу единому прилежит, Богу единому угодить старается, мир имеет к Богу, и мира между другими виновником бывает. «Монашество есть с отрешением от всего непрестанное умом и сердцем пребывание в Боге. Монах тот, у кого так устроено внутреннее, что только и есть Бог да он, исчезающий в Боге» (Святитель Феофан Затворник. Письма о христианской жизни, стр. 16-17).

Удаление от мира, уединенная жизнь в пустыне, келье, монастырях и скитах вызываются невозможностью в мирской жизни, с ее соблазнами и развлечениями, отдаться нерассеянно и безраздельно подвигу. Вода в небольшом потоке тогда только может принести пользу, например земледельцу, если она течет все время и вся по одному руслу, если же она разделяется на потоки, то в каждом из них мало будет воды, и поток беcполезен. И в миру, чтобы обсудить что-либо, обдумать, требуется уединение. Освобождая человека от искушения слуха, языка и взора Святой (Антонин Великий), уединение дает ему нужную самосообразность и самопознание, обращая внимание его на самого себя. «Ум, не простираемый чувствами на мир, к себе возвращается» Святой (Василий Великий). В миру, как в мутной воде, трудно видеть себя, а в уединении, особенно в пустыне, как в устоявшейся прозрачной и светлой воде, как в зеркале, видит человек свое лицо и свои недостатки (Древний Патерик, стр. .15).

Aввa Марк сказал аввe Арсению: «Для чего ты бегаешь от нас?» — Старец отвечал ему; «Бог видит, что я люблю вас, но не могу быть вместе и с Богом и с людьми. На небе тысячи и мириады имеют одну волю, а у человеков воли различны. Нельзя же мне оставить Бога и быть с людьми» (Достопамятные сказания, стр. 17). Опасность остаться в миру ни теплым, ни хладным и таким образом быть изблевану (Апок. 3, 15-16), если прямо не хладным, — желание сосредоточиться   в  Боге,   предаться   Ему всецело заставляет подвижников вести жизнь уединенную.

И Ангел мне сказал: иди, оставь их грады, В пустыне скройся ты, дабы огонь лампады, Тебе поверенной, до срока уберечь, Дабы, когда тщету сует они познают, Возжаждут истины и света пожелают, Им было б где светильники свои возжечь..., (Майков) Самое монашеское подвижничество  (аскетизм) проявляется в большом неустанном трудничестве, безответном послушании, терпеливом перенесении всякого рода скорбей и искушений, удручении, изнурении и умерщвлении разными способами плоти, чрезмерном посте, молитве, лишении, самоозлоблении и т.п. Аскетизм не цель сама по себе, а средство к самоотречению и совершенствованию духа и соединению с Христом. Он имеет целью путем подавления плоти —дать простор духу, путем заглушения воплей животности — дать человеку услышать голос совести, путем погашения страстей — возгреть в нем добродетели, путем укрощения в нем инстинктов зверя — проявить и прояснить образ Божий, путем перенесения произвольных скорбей — научить переносить и непроизвольные. Одним словом, аскетизм имеет целью помочь подвижнику совлечься ветхого человека с его страстями и похотями, что бы облечься в нового. «Когда внешний наш человек тлеет, то внутренним обновляется» (2 Кор. 4, 16); плоть сильна немощью духа и живет его смертью, и дух усиливается за счет плотского начала, — возвышается и растет его стеснением и умерщвлением (Гал. 5. 17).

«Авва Даниил говорил, что по той мере, как тучнеет тело, истощается душа, и напротив — по мере истощения тела укрепляется душа» (Достопамятные сказания, стр. 78).

Монах «учится умерщвлять не тело, а страсти». «Нищета, скорбь, теснота и пост — вот работные орудия монашеской жизни, венец ее — смиреномудрие» (Достопамятные сказания, стр. 183, 60. 220). «Монах есть понуждение естества всегдашнее и неослабное хранение чувств» (Иоанн Лествичник, сл. 1, стр. 4) и «знамение монаха, по словам аввы Пимена (Достопамятные сказания, стр. 230), в искушениях познанается». «Если хочешь иметь дела иноческие, — говорит Варсануфий Великий (отв. 203), — то возненавидь совершенно (свое я и мир), чтобы совершенно приблизиться (к Богу). Возмущайся (одним) усыновлением, чтобы получить (другое) усыновление. Перестань исполнять желания и исполни желание. Уязвляй сам себя и врачуй себя сам. Умертви себя, и оживи себя. Забудь самого себя и познай самого себя». Итак, аскетизм, имея основу для себя в Евангелии, со всеми его проявлениями вытекает из природы духа человеческого: дух освобождается из цепей плоти заключением именно этого самого приставника, т.е. плоти, в оковы, ее порабощением и умерщвлением.

Единое по существу — монашество и своем внешнем устройстве проявилось в разных видах. «Все житие монашеское содержится в трех главных устроениях и образах подвига: или  в подвижническом уединении и отшельничестве; или в том, чтобы безмолвствовать с одним, или много с двумя, или, на конец, в том, чтобы терпеливо пребывать в общежитии» (Леств., сл. 1, 26).

Отшельничество в том состоит, чтобы вдали, в пустыне одному подвизаться; учредителем этого образа жизни монашеской был Антоний Великий (последние годы III века). Безмолвствование с одним или двумя, называемое средним царским путем, состоит в сожитии с одним или с двумя подвижниками. У человека всегда есть потребность в сообществе сподвижника: «Я пожелал — говорит про себя Василий Великий (Древние иноческие уставы, стр. 216), — найти какого-либо брата, избравшего этот род жизни, чтобы вместе с ним переплыть скоро преходящую волну сей (монашеской) жизни». Основателем безмолвнического жительства, Скитского монашества считается святой Макарий Великий (IV век). Общежительное монашество в том состоит, что целое общество подвижников работает Христу под руководством общего наставника — настоятеля обители, повинуясь друг другу, нося тяготы друг друга и имея всe нужное к телесной потребе общим. Учредителем общежительного монашества был преподобный Пахомий Великий (IV век). Но кроме этих чинов есть еще особый вид монашеского устроения — четвертый, или, строго говоря, тот же вид общежительного и скитского монашества, но усовершенствованный практикой, с полным и строгим применением обета послушания к избранному старцу. Это особое устроение - есть старчество.

«Три есть степени в преуспевающих в восхождении к совершенству: очистительная, просветительная, таинственная или совершительная. Первая свойственна новоначальным, вторая — совершенным. По трем сим степеням восходя по порядку подвижник возрастает до возраста Христова — приходит в мужа совершенна, и меру возраста Христова» (Ефес. 4, 13)-(Никита Стифат, 3-я 100, гл. 41, Добротолюбие, т. 5). Если теперь мы возьмем подвижника начинающего — новоначального, то, спрашивается, какое из указанных устроений для него лучше?

Каждое, христианское ли то или не христианское, учреждение должно оправдывать себя. Меркой при его оценке служат: а) цель, которой служит это учреждение, а затем б) степень постижения при его посредстве этой цели. Чем выше цель — идеал, которому служит известное учреждение, с одной стороны, и чем лучше, сравнительно с другими сродными ему учреждениями, оно отвечает этой цели, с другой стороны, тем ценнее и превосходнее это учреждение. Все указанные виды монашеского устроения имеют одну и высшую цель — постижение царства Божия, все они зиждутся на Евангельском и Апостольском учении, во всех них были подвижники, угодившие Богу, просиявшие святостью и духовными дарованиями. Цель у них одна, и с этой точки зрения разницы между ними нет. Но если мы по смотрим на указанные монашеские устроения со стороны удобоприменимости их к силам человека и сравним их, то найдем, что по учению святых отцов-аскетов лучшим для новоначального является старчество. Первое — уединенное пустынножительство — сразу неудобно для новоначального, во-первых, потому, что оно исключает духовного руководителя, столь необходимого, как увидим, для духовной жизни; а во-вторых, потому, что означенная жизнь для новоначального, не претерпевшего скорбей и не очистившегося от страстей, преждевременна. Пустынное жительство святые отцы уподобляют Христову распятию на кресте, а жительство в сообществе с другими — страстям Христовым и говорят (Варсануфий Великий, отв. 342): «Как прежде креста Владыка наш Иисус Христос претерпел многие досаждения и поношения и после сего уже взошел на крест, так точно и никто не может достигнуть упокоения Святого и совершенного, если прежде не спостраждет Христу и не претерпит всех страданий Его, вспоминая слова Апостола: аще с Ним страждем, с Ним и прославимся» (Рим. 8, 17).  Не советуют святые отцы немощному, страстному, новоначалыюму иноку вступать и в общежительное монашество. Но общего жития советуют избегать не потому, что оно не полезно — это полезнейшее монашеское устроение, и святой Василий Великий немало находил слов достаточно восхвалить высоту и величество подобного жития, он же показал и все преимущества монашеского общежития, (простр. правило 7), где подвижникам удобнее исполнять заповеди, например заповедь о любви к ближнему, лучше можно узнавать свои достоинства и недостатки («во множестве братии лучше узнается душевное устроение и состояние». — Авва Дорофей, поуч. 16, стр. 198; 4-е изд., М., 1894 г.), более и более преуспевать в первых («как кони на бегу ретятся опередить друг друга: так и в добром братстве один другого возбуждает». — Лествица, сл. 1, 26-ii, 208) и исправляться во вторых, обмениваться взаимно дарованиями и услугами и т.п. Но при всем этом, общежитие требует великого терпения и известной уже доли совершенства, чего нельзя еще ожидать от новоначального: в общежитии, кроме настоятеля, нужно всей братии и самым последним повиноваться, терпеть от всех досаду, бесчестие, вменяя себя ни во что, — вес это не по силам немощному, и терпение, которое сразу и изобильно здесь требуется от него, должно быть предварительно и постепенно еще в нем воспитано. Кроме того, в общежитии можно быть или совсем без руководителя, так как настоятель монастырский, имея под руководством множество братии и совмещая в себе кроме пастырских обязанностей и другие, например хозяйственные, иногда не может быть руководителем, или можно иметь много руководителей.

Похваляют святые отцы, сравнительно с вышеуказанными видами монашеского устроения, третий вид — путь средний, царский — сподвижничество с двумя или тремя («блази два паче единаго» — Еклез. 4, 10) как не требующее великого терпения, чудное и отраднейшее, но и это устроение не предполагает непременно, как и общежительное, одного, постоянного и опытного духовного руководителя. И полное применение духовного руководства мы находим лишь в последнем, четвертом виде монашеского устроения — в старческом устроении.  Старчество предполагает одного, постоянного, духовного, опытного руководителя — старца, который окормляет ученика, из ученика, как бы из какого-либо материала, своим руководительством делает сосуд, вмещающий Бога, возвращает и возводит послушника к Богу. По полному применению духовного руководительства и по своему ясному, скорому и лучшему ответу на цель монашеского аскетизма старческое устроение — лучшее из всех видов, удобнейшее для немошного новоначального; старческое окормление является для ученика тем игом благим и бременем легким, которые дают покой.

Рассмотрим сначала: нужно ли и насколько нужно руководительство в духовной жизни, а затем перейдем и к самому старческому устроению.