Святитель Димитрий Ростовский - Жития святых

ПОИСК ФОРУМ

 

Житие преподобной матери нашей Макрины

Память 19 июля

Святая Макрина родилась в Каппадокии в царствование Константина Великого1. Родителя ее были Василий и Эмилия; она была у них первым ребенком и была старшей сестрой Василия Великого2, Григория Нисского3 и других братьев и сестер. У честных родителей всего было десять человек детей: четыре сына и шесть дочерей. Этой первой дочери до рождения ее по Божию откровению, бывшему матери во сне, было дано имя Фекла: а именно перед самым временем рождения мать уснула и увидала во сне, что она носит на руках еще не рожденное дитя. И подошел будто бы какой-то светлый и честный муж, посмотрел ласково на дитя и три раза назвал его Феклой, давая знать, что это дитя будет подражательницей целомудренной жизни святой первомученицы Феклы4 и вольной мученицей без крови.

Проснувшись после этого видения, Эмилия родила это дитя и назвала его Феклою; но домашние и родственники захотели лучше назвать ее Макриною, по имени ее бабки с отцовской стороны, святой Макрины, которая в царствование Максимиана Галерия5 подверглась вместе со своим мужем гонению за Христа и семь лет скиталась в пустынях, терпя крайнюю нужду, пока не прекратилось гонение. Итак двойное имя было у новорожденной: Фекла по откровению, Макрина по прозванию; и не напрасно: она унаследовала богоугодную жизнь от обеих тех угодниц Божиих, так же, как и они, пылая в сердце пламенной любовью к Богу. Привычка называть ее Макриною настолько укрепилась среди людей, что некоторые и не знали ее первого имени, и все звали ее другим: верим, что под обоими теми именами записана на небе, в книге жизни эта невеста Христова.

Девочку вскормили, и, когда ребенок стал приходить в возраст, мать начала ее воспитывать и учить грамоте, начиная не с языческих басен (как это делали обыкновенно другие матери) и не с сочинений поэтов, в которых много такого, что недостойно чистого девического слуха; она выбирала из книги премудрости Соломона6 и из псалмов Давида или из других книг божественного писания подходящие стихи, и именно такие, которые заключали в себе или молитвы и славословия Божии, или же добрые нравоучения. Девочка училась успешно, она была способная; и были постоянно у ней на устах слова книжные и молитвенное пение на всякое время дня: вставала ли она с постели, или принималась за какое-либо дело, садилась обедать или вставала из-за стола, полдень и вечер она не пропускала без пения, псалмов, и, отправляясь спасть, она совершала установленную молитву. Она была научена матерью и рукоделию, свойственному девице, и ей не позволяли проводить время в праздности и детских играх, но постоянно занимались или чтением книг, или рукодельем.

Когда отроковице исполнилось двенадцать лет, она оказалась настолько красивой, что не было подобной девушки во всей той стране; даже живописцы не могли изобразить красоту лица; поэтому много богачей и знатных людей беспокоили просьбами ее отца, каждый желая женить на ней своего сына.

Отец же Макрины, как благоразумный человек, выбрал из всех одного юношу, отличавшегося среди других не только знатным происхождением, но и разумом и добронравием, и обручил с ним свою прекрасную дочь Макрину; но свадьбу отложил, пока девушка подрастет и достигнет брачного возраста. Юноша же дожидался и успешно занимался науками; но Бог, устраивающий всё премудро, по Своему смотрению пресек временную жизнь его и перенес его в жизнь вечную. Тогда блаженная девица, в юных летах отличавшаяся разумом старицы, твердо решила ни за кого не выходить замуж, но сберечь в чистоте девство свое до конца жизни. Много юношей упрашивали Макрину выйти замуж, и сами родители и родственники уговаривали ее вступить в брак; но она, не по летам рассудительная, словно не юная, а скорее старица, по своим благоразумию и рассудительности, отвечала:

– Не хорошо девушке, обрученной одному жениху, выходить за другого, незаконно преступить однажды совершенное обручение; ведь по естественному закону супружество должно быть одно, как одно рождение и одна смерть, а тот, кому я обручена и кого называют умершим, не умер, – верю я в надежде воскресения, – а жив и только ушел далеко в другую страну до времени общего воскресения; не мал грех и позор супруге, если она, по уходе куда-нибудь своего супруга, не сохранит супружеской верности, а соединится с другим.

Так отвечала благоразумная девица Макрина всякому, кто говорил ей о браке и советовал выйти замуж, и сохраняла себя в непорочном девстве; она была постоянно при своей матери, как при бдительно стороже ее жизни и служила ей усердно, со смирением, не стыдясь и тех работ, которые исполняли барыни, но работала всё с ними вместе, как бы одна из рабынь. Особенно, когда отец ее отошел к Господу, она стала для овдовевшей матери неотступной служанкой и утешительницей во всех ее печалях и скорбях; она усердно смотрела за всем домом, а всем остальным своим братьям и сестрам, как старшая, была учительницей и наставницей, как вторая мать, в особенности же последнему брату Петру, который родился во время кончины отца: когда он явился в мир из утробы матери, отец ушел из мира; этого последнего брата сама святая Макрина научила грамоте, воспитала его благоразумию и добронравию, научила его целомудренной жизни, и он был потом святителем, не последним среди угодников Божиих.

Когда брат ее Василий, который родился после нее, возвратился домой после многих лет учения в различных странах и стал по своей юности гордиться своей ученостью, святая Макрина кроткими и боговдохновенными речами своими вскоре привела его к таком у смирению, что он вскоре презрел всё житейское и избрал себе монашескую жизнь. Эта истинная раба Христова и другого брата, по имени Невкратия, еще юного, своими душеполезными беседами обратила к любви Божией и к чистой жизни: оставив всё, Невкратий ушел в пустыню, где, служа престарелым пустынникам, окончил свою жизнь в молодых еще летах.

По увещанию этой благоразумной девицы и мать ее, блаженная Эмилия, устроив остальных дочерей замуж и отпустив на волю рабов и рабынь, оставила заботы и попечение этого суетного мира стали Христовыми невестами, приняв на себя иноческий образ. Некоторые и из рабынь захотели вместе с ними отречься от мира и пойти в монастырь, и всё у них было общее, одна келья, один стол, одни одежды; всё, нужное для жизни у них было поровну; они служили Господу единодушно, в смирении, кротости и любви, и не было у них ни гнева, ни зависти, ни ненависти, ни презрения, ничего такого, что не было бы угодно Богу: они совсем были чужды суетных желаний и тщеславия. Их слава была в том, что никто их не знал, богатство в нищете, пища в воздержании; отрясши от тела всё земное, как пыль, они пели псалмы и читали книги день и ночь. Одно постоянное было у них дело и отдых от труда – богомыслие и молитва, а попечение и труды для нужд тела они считали неважными поделками, а не самым делом.

Какой язык может рассказать богоугодную жизнь их, протекавшую в постнических подвигах, коими они уподоблялись ангелам? они были как бы средостением между ангелами и людьми, превосходя телесных людей и равняясь с ангелами чистотой и воздержанием; они не сравнялись с ангелами только тем, что те были бестелесны, а они имели тело. Если б кто и сравнил их с ангелами, не ошибся бы; действительно, одетые телом, они подражали бестелесным, предстоя с ними на небе пред Богом боголюбивым сердцем. Такое житие проводили они не малое время, но до самой старости и смерти.

Когда преподобная Эмилия уже в преклонных летах приближалась к блаженной кончине своей и ослабла телом, пришел к ней последний сын ее Петр, проводивший богоугодную жизнь, и вместе со святой Макриной ухаживал за матерью во время ее болезни. При самом же разлучении ее с телом у постели умирающей с обеих сторон сидели ее дети, Макрина и Петр, и называли по именам остальных братьев и сестер, а она всем, как сокровище, оставляла свое материнское благословение. Потом, положив одну руку на Макрину, а другую на Петра, она сказала, обратившись к Господу:

– Тебе, Господи, отдаю начаток и десятину от плодов моего чрева: начаток – эта перворожденная дочь, – десятина – этот последний сын! Ты в Ветхом Завете повелел приносить Тебе начаток7 и десятину плодов8: пусть Тебе будут они благоприятной жертвой и пусть снизойдет на них Твоя святыня!

С этими словами она предала свою святую душу в руки Божии. И похоронили с честью дети свою мать, положивши тело ее в гроб своего отца, при мощах ее мужа: так она распорядилась перед смертью. Спустя несколько времени после этого святой Василий Великий поставлен был архиепископом Кесарии каппадокийской и посвятил в пресвитеры своего брата Григория (называемого Нисским), а также пригласил к себе и другого брата, Петра, и причислил его к церковному причту; узнав об этом, святая Макрина порадовалась в душе. Через девять лет она опять услышала о святом Василии, что он преставился к Господу, и горько опечалилась, скорбя не столько о смерти родного брата, сколько о том, что угасло такое светило Церкви и пал такой столп благочестия. Потом приблизилось время отхода к Богу и самой святой Макрине; об ее честном преставлении святой Григорий, епископ Нисский, ее брат, пишет следующее.

Через девять месяцев9 по кончине Василия был созван собор епископов в Антиохии, на котором был и я (говорит Григорий); после собора я собрался посетить и повидать нашу сестру Макрину; давно мы с ней не видались, – мешали многие беды и неприятности, которым я подвергался, гонимый всюду арианами. Итак, я отправился к ней: когда я проехал уже очень много и уже приближался к месту назначения, за день до моего прибытия к сестре ночью во сне было мне следующее видение. Мне казалось, что я ношу на руках мученические мощи, от которых исходят светлые лучи, как от светлого зеркала положенного против солнца, так что глаза мои не могли смотреть на этот яркий блеск. Это видение повторялось три раза в одну ночь, и я не мог его понять; а в душе у меня была какая-то печаль, и я отправился в путь, ожидая, как то сбудется этот сон. Когда я был близко от того места, где блаженная Макрина проводила ангельскую и небесную жизнь, и когда многие вышли мне навстречу на пути и приветствовали почтительно меня, я спросил одного из знакомых о моей сестре Макрине: мне сказали, что она тяжело больна. Я поспешил, скорбя в душе; прибыв в обитель, я пошел сначала в церковь, где все монахини ожидали нас. После молитвы и благословения я увидел, что среди монахинь нет их игуменьи, моей сестры Макрины, и тяжело мне стало на сердце. Я пошел в ее келью и нашел ее тяжело больной, лежавшей не на постели, а на земле, на доске, покрытой рубищем; деревянное изголовье было также прикрыто рубищем. Увидев меня, входящего в дверь, она поклонилась и упала на руки: встать она не могла, но, насколько можно было ей поклониться с постели, она отдала мне поклон, я же поскорее поднял ее, положил на том же месте и со слезами целовал ее. А она протянула руки к Богу и сказала:

– Благодарю Тебя, Владыко Боже мой за то, что ты и это благодеяние оказал мне, исполнил мое желание, послал Своего слугу посетить рабу Твою.

Потом она начала разговаривать со мной, скрывая свою болезнь: она не хотела опечалить моей души, поэтому изредка слабо стонала, стараясь, как-нибудь удержать частые вздохи, и смотрела на нас со спокойным лицом. Ведя серьезные речи, она вспоминала Василия Великого; грустно мне стало при этом на душе, и я не мог удержаться от слез. Она, увидав мои горькие слезы, тотчас перестала говорить о Василии и начала о другом; стала говорить о дивном Промысле Божием и Его заботах, о будущем веке, о том, зачем человек был создан и как он стал смертным, как через временную смерть переходит в вечную жизнь, – и другие боговдохновенные речи вела она, давая нам великую пользу, и своей душе радость: она полна была Духа Святого: как бы из источника какого истекала благодать из уст ее, и весь ум ее был занят небесным. Окончив разговор, она сказала мне:

– Пора тебе, отец, отдохнуть немного от долгого пути и подкрепить тело пищей.

Хотя мне и не хотелось уходить от нее и прекращать приятный разговор, в котором я поистине находил покой душе своей, однако я не осмелился ослушаться ее, раз ей так захотелось; и я ушел от нее. Нам было приготовлено место для отдыха в ближнем саду, очень красивом, под сенью деревьев, но ничто меня не радовало; сердце мое болело; я видел, что сестра моя близка к смерти, и ждал, как сбудется мое сновидение, которое, – я уже понимал, – начинало исполняться, и которое я толковал себе так: мощи мученические – это сестра Макрина, которая, действительно, истощая себя в течение стольких лет постническими подвигами ради любви к Богу, умертвила свое тело, как мученица, и совсем умерла для греха; лучи светлые, исходившие от мощей, означали благодать Духа Святого, обитавшую в ней.

Среди таких моих печальных размышлений, блаженная, узнав это духом, прислала мне сказать, что болезнь ее уменьшается, и ей стало легче. Это она сделала, чтоб я не печалился, и не терял надежды на ее выздоровление; этого этим она утешала меня, говоря иносказательно не о телесном, а о душевном своем здоровье: тогда я, обрадовавшись этой доброй вести, принял пищи и немного уснул. После я опять пришел к ней, и она снова начала душеполезную беседу, вспоминая все благодеяния, оказанные ей и всей нашей семье; и приносила за эту глубокую благодарность Богу. Я же слушал и наслаждался ее словами, думая про себя: если б этот день был подлинней, чтоб побольше насладиться ее речами! День уже склонялся к вечеру и нас призывало время к вечерней службе в церковь. Больная отпустила нас, а сама стала усердно молиться Богу.

На следующий день, когда я пришел к ней (говорит святой Григорий), я уже видел, что она скончается: я видел, что все телесные силы оставили ее, и я очень опечалился. Она поняла мою печаль и стала утешать меня различными боговдохновенными словами и душеполезными рассказами, а сама была полна духовной радости: в ней не было ни страха смерти, ни даже какого-либо смущения, но одна только надежда на Бога. К полудню она еще более обессилела, перестала разговаривать с нами, а стала беседовать в молитве с Богом, воздевая к Нему руки. Молилась она таким тихим голосом, что мы едва слышали. В молитве ее были следующие слова:

– Ты, Владыка, удалил от нас страх смерти, ты устроил так, что конец этой временной жизни будет для нас началом вечной лучшей жизни. Ты успокаиваешь наши тела сном смерти не надолго и опять разбудишь их последней трубой. Ты наше бренное тело, созданное Твоими руками, вверяешь земле, как сокровище; и то, что даешь ей, опять взыщешь с нее, преобразив смертное и неблаголепное в бессмертное и благолепное. Ты избавил нас от проклятия и греха, Ты стер голову змея10 и вырвал из его пасти поглощенного человека. Ты сокрушил врата ада и, покорив силу того, кто властвовал на смертью, открыл нам путь к воскресению; Ты дал боящимся Тебя знамение, крест Твой святой, для утверждения и сохранения нашей жизни. Боже Вечный, Которому я предалась от утробы матери моей, Которого со всей силой души я полюбила и Которому с юности я отдала свою душу и тело! приставь ко мне светлого ангела, дабы он отвел меня в место светлое и прохладное, где есть вода покоя11 и лоно12 святых отцов! Ты, удаливший огненное оружие, заграждающее вход в рай разбойнику, распятому вместе с Тобою и вверившему себя Твоему милосердию, помяни и меня, рабу Твою, во Царствии Твоем: ведь и я распяла себя вместе с Тобою, пригвождая страхом Твоим свое тело и всегда исполняя Твои повеления. Пусть не отделит меня та страшная пропасть от Твоих избранников, а завистник пусть не остановит меня на пути, пусть не будут перед глазами Твоими моих грехов, которые по естественной слабости нашей я совершила пред Тобою или словом, или делом, или помышлением! Прости меня, ибо Ты имеешь власть отпускать грехи! Устрой с моей душой так, чтобы она, освободившись от тела, явилась к Тебе непорочной без греха и скверны; пусть будет она как кадило пред Тобою.

С этими словами блаженная перекрестила себе глаза, уста, сердце и с молитвою предала душу свою в руки Божии13. Казалось, она уснула обыкновенным сном: закрыты глаза, закрыт рот, руки как следует лежат на груди, всё тело так хорошо одето, что не требовало от рук человеческих никакого одеяния. Я же смотрел на нее и горько плакал; также и монахини, которые, до тех пор сдерживали слезы, боясь обеспокоить плачем свою духовную мать, и таили внутри свою сердечную боль, когда увидели, что она уже была без дыхания, тотчас громко заплакали и горько зарыдали. С трудом можно было уговорить их перестать плакать и начать обычное пение и молитву.

После этого я попросил их выйти ненадолго из той комнаты и остался при умершей с немногими людьми, которые были ближе к ней при жизни и служили ей; среди них была одна, по имени Вестиана. Она происходила из сенаторского рода, вышла замуж, но недолго пожила с мужем, так как он скоро переселился из этой жизни, а она, овдовев, не пожелала вступить в другой брак но, презрев славу, богатство, красоту и наслаждения этого мира, перешла к блаженной Макрине, нашла в ней нежную хранительницу своего вдовства, и пробыла при ней много лет, успешно подвизаясь в иноческой жизни. Я сказал этой Вестиане:

– Нужно теперь одеть это мертвое девическое тело в чистые одежды.

Вестиана же обратилась с вопросом к другой монахине, Лампадии:

– Как распорядилась наша духовная мать о своих похоронах?

Лампадия же, прослезившись, сказала мне:

– Кончина этой преподобной матери нашей украсилась чистою жизнью, а телесного украшения, как в жизни своей временной никогда не требовала она, так и для погребения своего не приготовила. Вот колкая власяница, вот простая ряса, вот ветхая мантия и головной покров, вот плохие сандалии, – это всё ее богатство, и ничего нигде не спрятано, ни в сундуке, ни в ризнице: одна у нее была ризница и сокровище – небесная обитель, туда положила она всё свое, а на земле ничего не оставила.

Тогда я (говорит святой Григорий) сказал тем монахиням:

– У меня есть со мной мое новое одеяние, которое я приготовил себе для погребения; угодно ли ей будет, если мы ее оденем в это мое одеяние?

Монахини отвечали мне:

– Если бы и жива была она, – не отвергла бы твоего подарка, потому что она почитала и любила тебя: почитала, как святителя, любила, как родственника, да и вообще братнее сестре не чужое.

Тогда я послал за поим погребальным одеянием и велел Вестиане и Лампадии одеть в него покойницу.

Вестиана, одевая честное тело святой Макрины, сняла с ее выи железный крест и перстень, тоже железный, на котором был изображен крест, и сказала мне:

– Вот какое украшение носила на шее невеста Христова!

Тогда я взял себе перстень, а Вестиане дал крест. При этом она мне сказала:

– Добрую часть ты выбрал себе, отец; в этом перстне есть частица животворящего древа честного креста Господня.

Потом она сказала мне еще:

– Вот посмотри еще, отец, чудесную вещь!

И, открыв немного грудь умершей, она показала мне знак на теле от бывшей когда-то раны и рассказала мне то, что сама слышала от нее лично:

– Когда еще блаженная жила при матери, сделался у ней на этом месте мучительный и неисцелимый веред; нужно было его разрезать, для чего необходимо было прибегнуть к помощи искусных врачей: иначе он должен был разойтись по всему телу, коснуться сердца и повлечь за собой смерть. Мать убеждала ее показать этот веред врачам и полечиться у них, говоря, что врачебное искусство дано Богом на исцеление людям. Ей же было очень тяжело дать мужчине смотреть на свою обнаженную грудь и позволить прикоснуться к себе и она решила лучше переносить тяжелую боль и даже умереть, чес показаться врачам.

Однажды вечером, послуживши, по обыкновению, матери своими руками, она пошла в молитвенную комнату и, затворившись, пробыла там всю ночь на молитве, творя земные поклоны и орошая слезами всю землю, прося исцеления у Самого Бога, истинного Врача души и тела. Потом, взяв горсть земли, смоченной ее слезами, она приложила ее к больному месту. На следующий день мать, печалясь о ней, опять убедительно просила ее позволить врачам полечить свой веред. Она же возразила:

– Мне довольно будет, мать, если ты положишь мне на веред руку и перекрестишь ею.

И когда мать, просунув руку под ее платье и крестя, ощупала больное место, она не нашла вереда: Божиею силой выздоровела она, и рана и боль исчезли, остался только маленький знак на месте этого вереда в память чуда Божия.

Так рассказывала Вестиана, а святой Григорий записал это. Он подробно описал также и погребение ее, мы же для краткости скажем только следующее. Мертвенный лик святой Макрины был так красив, что он сиял какими-то чудными лучами. На погребение ее стеклось множество народа, никем не званного, но собранного Богом. Все собравшиеся громко плакали; народ очень теснился, стараясь прикоснуться к раке с мощами святой, и вследствие тесноты с трудом могли донести их до могилы. Положили ее в гробе ее родителей, рядом с мощами ее матери: так велела она, чтоб вместе почивали тела тех, чья жизнь протекла вместе. Из чудес ее святой Григорий, брат ее и написатель ее жития, упоминает только одно то, как преподобная при жизни своей подала исцеление одной девочке, слепой на один глаз (у ней было бельмо), целуя девочку в больной глаз: от поцелуев ее святых уст исчезло бельмо, и глаз стал хорошо видеть. О других чудесах ее тот же святой Григорий говорит так:

– Многое другое, что я слышал от живших с ней монахинь и знавших хорошо об ее делах, я не записал в этой повести, потому что многие когда им рассказывают, верят лишь тем делам, которые сами могут сделать, а тому, что свыше их сил не верят и считают ложью. Поэтому я не стану рассказывать и о том, как во время голода не истощалась пшеница, подаваемая ее руками нуждавшимся, и хлеб, раздаваемый голодным, – и о других немалых чудесах ее: о скором исцелении болезней, о изгнании бесов, о пророческом предведении, об предсказаниях будущего. Хотя это всё действительно было , всё это справедливо, однако я пройду это молчанием, чтоб не быть мне виноватым в грехе неверия людей слабых, которые, будучи преданы своей плоти, не знают, как Бог по мере веры раздает Свои дары, имеющим малую веру дает меньше даров, более верующим дает более.

Мы же, веруя во Всемогущую Силу Божию, славим Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

 

Кондак, глас 4:

Бога благаго всем сердцем возлюбила еси Макрино преподобная: и сего крест честный на рамо приемши усердно последовала еси Ему: отонудуже согрешений обрела еси прощение.

 

Примечания:

1 Царствовал с 306 г. по 337 г.

2 Память его празднуется 1 и 30 января.

3 Память его – 10 января.

4 Память его – 24 сентября.

5 Максим Галерий управлял восточной половиной римской империи с 305 г. по 311 г.

6 Книга премудрости Соломона – библейская книга Ветхого Завета; принадлежит к числу неканонических. Содержанием ее служит восхваление Премудрости Божией.

7 Начаток – первые плоды жатвы, первый испеченный хлеб из новой пшеницы, шерсть с первых овец и т.п.; всё это приносилось в Ветхом Завете в скинию для содержания ее служителей, – священников и левитов (Исх.23:19; Числ.15:19-21). Количество первых плодов не указано в законе Моисеевом, но полагают, что это была, по крайней мере, шестнадцатая честь всех произведений земли.

8 Десятина, т.е. десятая часть. Этим именем в Ветхом Завете (Быт.14:20) обозначалось приношение в дар Богу десятой части произведений земли, стад и т.п. Десятина шла в пользу левитов, не имевших земельных наделов и потому нуждавшихся в средствах существования. Одну десятую часть своей десятины левиты в свою очередь вносили на содержание первосвященника (Числ.18:21-32).

9 Собор происходил в 341 г. и был созван по случаю освящения храма, заложенного императором Константином (306 – 337 гг.), но доконченного уже при сыне его, Констанции. На соборе было составлено 25 правил по вопросам церковного управления.

10 Т.е. диавола (ср. Быт.3:15).

11 Выражение образное. Как для путника, идущего по песчаной знойной пустыне, вода является драгоценным напитком, восстанавливающим его силы, так и для путника к Царству небесному в обителях небесных уготованы неизъяснимые блага.

12 Лоно – грудь. Выражение образное (ср. Лк.16:23).

13 Кончина прп. Макрины последовала ок. 380 г.